Очень долго работал юноша. Болели у него руки, болела спина, но он не бросал работы и продолжал вычерпывать звезды.

Вдруг ведро его ударилось обо что-то твердое. Посмотрел юноша в яму. Видит: вся вода вычерпана, а вместе с водой исчезли из ямы и звезды.

В это время утро настало. На небе показалось солнце. Ярко осветило оно всю землю.

Усталый стоял юноша около ямы. Но он был счастлив: работа была выполнена.

– Большое дело выполнил ты, юноша, – сказала ему старуха. – На дне этой ямы под водой Нылека спрятал свое сердце. Теперь солнце сожгло его сердце, и нет больше злого Нылека. Теперь все его стойбища, все его оленьи стада– твои.

Очень обрадовался младший сын, услышав такие слова. Он созвал всех бедных людей и отдал им пастбища и оленьи стада,Среди бедняков была и его мать. С любовью смотрел на нее младший сын. Ведь это она дала ему могучую силу и любовь к труду.

Харючи

Жили мы только вдвоем с сестрою у самого устья Харючи-Яга. И фамилия наша была Харючи. Я был холостой, она– девица. Я как-то говорю ей:

– После отца, после матери растил я тебя десять лет. Оленей у нас пятьдесят голов: ни прибавляются, ни убывают. Мы живем одни, нам скучно. К людям нам, сестра, до двинуться. Есть такое, знаю, место: если обозом ехать, три месяца ехать надо. Семь братьев тунгусов там. У них рыбы много, гусей много. Зимой на диких оленей охотятся. Когда сказал так, стали чум разбирать. Оленей запрягли. Я передом пошел, сестра-сзади. Четыре месяца шли. На большой хребет пришли. Тут я сказал сестре:

– Смотри!

Сестра посмотрела. Под хребтом семь чумов увидела.

– Вот это чумы тунгусов и будут.

Тут мы на хребте свой чум поставили. Потом четырех оленей запрягли, к тунгусам поехали. Они нас хорошо приняли. Вместе жить просили. Зиму с ними мы прожили. Весна наступила, озера вскрылись, гуси прилетели, много гусей. Наступило лето. Гуси облиняли.

Тунгусы тогда сказали нам:

– Поедем гусей бить.

Я да младший тунгус для сестры четырех черных быков запрягли. А для себя по шести белых быков. Половину дня ехали. Озеро увидали. Большое озеро. В середине озера – много гусей. Я и младший тунгус взяли по лодке. Поехали по озеру. Стали стрелять. Лодка наполнилась гусями. Я привез три лодки, тунгус-две.

– Довольно, хватит, – сказал тунгус, – не увезти будет. Гусей на сани сложили. К чумам поехали. Лето прожили. Стала осень. Потом снег выпал. Морозы начались.

Тунгус мне говорит:

– Есть Тунгуска-река. Надо туда двинуться, оленей диких промышлять.

На завтрашний день я с своей сестрой отправился, младший тунгус – с своей сестрой. Три недели ехали. У Тунгуски-реки остановились.

Три месяца охотились. Много оленей убили. Убитых оленей обратно домой привезли. Тогда я сказал сестре:

– Теперь нам надо жить лучше: летом добыли много гусей и диких оленей. Своих оленей не будем есть.

Зиму хорошо прожили. Наступила весна. Тунгусы говорят:

– Поедем рыбу ловить.

Выехали три тунгуса, я-четвертый. Доехали до устья Тунгуски-реки. Ловили-ловили целое лето. Наступила осень. Много рыбы наловили. На сани сложили.

Доехали до старого места. Стали жить. Три года вместе прожили. Как-то собрались в одно место, старший тунгус и говорит мне:

– Когда ты приехал к нам, у тебя было пятьдесят оленей, сейчас двести стало. Ты холостой, у нас младший тунгус тоже холостой. У тебя есть сестра, у нас тоже есть сестра. Как думаешь, нельзя ли нам сменяться? Ты возьмешь нашу сестру, мы-твою.

Я согласился. В свой чум зашел, то же сестре сказал: Она согласилась. Тут сделали свадьбу, большую свадьбу. После свадьбы я сказал тунгусам:

– Поеду на свою родину. Отпустите или нет? Тунгусы сказали:

– Поедешь-дело твое. Когда вздумаешь-приходи к нам.

Я всех своих оленей взял. Тунгусы мне еще сто голов дали. И я уехал на свою родину, на Харючи-Ягу. На своей родине до сих пор живу.

У племен-народов бывала дружба. Только с богатеями дружбы не бывало.

Ягодка голубика

Жила однажды девушка. Была она такая маленькая, что могла легко спрятаться за кочку, за карликовую березку. Потому прозвали ее Лынзермя.

Сидела как-то Лынзермя одна у себя в чуме и шила. Вдруг в чуме стало темно.

Кто это уселся около дымового отверстия и мешает свету проникать в чум? – подумала Лынзермя.

Подняла она голову и увидела белку.

– Уйди, белочка, ты загораживаешь мне свет, шить темно, – сказала Лынзермя.

Но белка, вместо того чтобы послушаться, стала бросать в девушку шишками.

Рассердилась Лынзермя и сказала:

– Белочка, если не перестанешь бросаться шишками, я ударю тебя шестом.

Не слушает белка, продолжает бросаться шишками. Взяла Лынзермя шест и ударила им белку. Белка упала на землю. Стала Лынзермя снимать с белки шкурку, сама приговаривает:

– Из этой части шкурки. я сошью рукавички. Из этой части шкурки сошью палицу. Из этой части шкурки сошью себе шапку.

Мясо белки она разложила по нартам.

Через некоторое время пришли в чум два незнакомых человека. Лынзермя встала со своего места, вышла на улицу и принесла большой кусок беличьего мяса. Часть мяса она сварила, часть приготовила для еды в сыром виде.

– Видно, ты хорошая хозяйка, – говорят мужчины. – Будь женой одного из нас.

Испугалась Лынзермя. Не знает она этих мужчин. Как за чужого человека замуж идти, в чужие места перекочевывать?

– Как же вы меня понесете? Во что посадите?

– Посадим тебя в рукавицу, – говорят мужчины.

– Пальцами меня там раздавите.

– Посадим тебя за пазуху.

– Шерсть от шубы ко мне там пристанет.

– В пимы тебя посадим.

– Растопчете меня в пимах.

– В шапку тебя посадим.

– Я задохнусь в шапке.

– Куда же тебя посадить? – спрашивают мужчины.

– Посадите меня в этот железный ящичек.

Посадили мужчины Лынзермя в железный ящичек и понесли куда-то. Долго шли. По дороге Лынзермя выскользнула тихонько из ящика через отверстие в замке. Падая зацепилась она за веточку и спряталась под листиками. Сидит на веточке и плачет. Как домой вернуться, не знает.

Пришли мужчины к себе домой, открыли ящичек. Смотрят, нет там Лынзермя. Искали они ее, искали, – нигде найти не могли.

А Лынзермя так плакала на веточке, что вся посинела, совсем маленькая, круглая стала. В ягодку превратилась девушка, в ягодку голубику.

Не сразу найдешь ты ягодку голубику. Прячется она за листочками. Боится, как бы не нашли ее чужие люди.

Два брата

У развилки реки чум стоял. Жила в том чуме женщина с двумя маленькими сыновьями. Однажды ушла женщина пропитание добывать и не вернулась. Что с ней сталось, неведомо. Может, медведь задрал, может, утонула в реке. Только остались ее маленькие сыновья одни в чуме.

Сперва все плакали, мать звали. Потом привыкли. Собирали грибы и ягоды, рыбу в речке ловили. Так и жили, росли понемногу.

Сколько лет, сколько зим прошло, не знают– считать они не умели.

Вот как-то раз сказал один брат другому:

– Почему одни живем? Помнится, мать говорила, есть еще люди. Давай людей искать! Второй брат спросил:

– А как искать будем?

– Да так: ты иди по берегу левой реки вверх по течению, и имя тебе будет Река слева – Дяха сэтано. Я пойду вдоль правой реки вверх по течению, и имя себе возьму Река справа – Дяха махано. Найдем людей, посмотрим, как живут, и назад вернемся. В нашем чуме встретимся.

Сговорились так и пошли.

Целый день шел Дяха махано. К вечеру шалаш сделал из веток, лег спать. Лежит, думает:

Дяха сэтано себе тоже шалаш сделал. Хороший у него шалаш! Если дождь пойдет, не вымокнет мой брат!

Встал утром, дальше идет. Много дней идет.

Привела его река к озеру, к тому месту, откуда оно свое начало берет. Большое это озеро, берега у него низкие, болотистые, вправо и влево уходят.